Учимся отдыхать
Иногда по ночам, когда гаснет свет и в доме становится тихо, кажется, что умиротворяющая тишина опускается на всё вокруг нас — но не на нас самих. Мы лежим на нашей кровати, похожей на руно Гедеона, единственном сухом пятне в мире, пропитанном сном.
Тысяча мыслей могут не давать нам уснуть, когда всё вокруг нас отдыхает. Мысли о незаконченной работе и вопросах, оставшихся без ответа. Мысли о живых печалях и мёртвых утешениях. Мысли о сожалениях вчерашнего дня и потребностях следующего.
Засыпание может показаться достаточно простым.
Все, что для этого требуется, — пишет исследователь сна Нэнси Гамильтон, — это усталое тело и спокойный разум (The Depression Cure, 207).
И всё же вторая половина этого уравнения иногда кажется недосягаемым желанием. Возможно, мы скорее коснёмся Луны.
Наш Господь «возлюбленному Своему посылает сон» (Псалтирь 126:2). Но в такие ночи, как эта, мы можем беспомощно держать подарок в руках, гадая, как его развернуть.
Спокойный и безмятежный ум
Псалмопевцы знали, как легко заботы, печали и таинственные причины могут прогнать сон с их глаз. Они, как и мы, подолгу лежали на своих кроватях, погружённые в свои мысли:
Я о помощи взывал к Богу;
я взывал к Богу, и Он услышал меня.
В день бедствия моего искал я Владыку;
всю ночь напролет я простирал руки мои.
Душа моя не могла найти утешения.
(Псалтирь 76:2-3)
Они наблюдали, как множество звёзд медленно плывут по небу:
Бог мой, я взываю днем – Ты не внемлешь,
ночью – и нет мне успокоения.
(Псалтирь 21:3)
Они знали, что иногда, по веским и добросердечным причинам, Бог, Который даёт своему любимому сон, также забирает у своего любимого сны.
И всё же Соломон, Давид и другие псалмопевцы также знали, что сон действительно возможен, даже в самые неподходящие ночи. Даже когда на них охотились в пустыне (3:5), или они были погружены в печаль (41:7), или поглощены мыслями о недостроенных зданиях жизни (127:1-2), они испытали чудо, возложив свои заботы на своего Бога и положив самих себя спать. Псалмопевцы знали, что спокойный ум может принадлежать им, даже если спокойная жизнь таковой не является.
Без сомнения, спокойствие ума отчасти проистекает из простой мудрости: если мы пьём кофе ближе к вечеру или пытаемся заснуть при свете наших смартфонов, мы не должны удивляться, обнаружив, что всё ещё бодрствуем в полночь. Но, в конечном счете, псалмы напоминают нам, что спокойствие ума приходит от руки нашего Бога, дарующего сон. Он каждую ночь приближается к нашим кроватям как Господь, который является нашим щитом, нашим Пастырем, нашим утешением, нашей жизнью.
Господь — твой щит
Ложусь я и сплю, и пробуждаюсь опять,
ведь Господь поддерживает меня.
(Псалтирь 3:6)
У Давида были все причины для беспокойства, все причины лечь на ложе забот. Изгнанный из Иерусалима вероломным сыном, он теперь бежал по пустыне, преследуемый, как зверь (псалом 3:1-2). Я едва ли могу представить себе сценарий, менее благоприятный для сна. И всё же Давид заснул. Но как?
Слова Давида, сказанные непосредственно перед этим, пролили особенно полезный свет на веру, которая погрузила его в сон:
Я взываю к Господу,
и Он отвечает мне со Своей святой горы.
(Псалтирь 3:5)
Давид, царь Израиля, привык царствовать на священном холме Иерусалима. Когда-то он восседал на вершине этого холма, обладая огромной властью, царской властью. И всё же Давид знает, что даже когда его собственный трон пустует или занят мятежным сыном, Божий трон всегда полон. Давиду не нужно было царствовать на своём троне, чтобы уснуть; ему просто нужно было, чтобы Бог царствовал на его троне. Если бы только Бог был на Своём святом холме — Его характер был твёрд, его завет незыблем, — тогда Давид мог бы спать в пустыне.
Мы можем лечь сегодня ночью в какой-нибудь глуши беспомощности, преследуемые заботами, находящимися далеко за пределами нашего контроля. Мы можем чувствовать себя крайне уязвимыми перед какой-то мрачной и надвигающейся неопределённостью — каким-то предстоящим диагнозом, какой-то неуверенностью в работе, каким-то конфликтом в отношениях, когда многое поставлено на карту. Но даже тогда наш Бог по-прежнему восседает на троне, Его священная гора неподвижна. Ночью Он — «щит вокруг меня», а утром — «поднимающий голову мою» (Псалтирь 3:4). Наши заботы могут быть многочисленными и близкими; наш Бог могуществен и ближе.
Господь – Пастырь мой;
я ни в чем не буду нуждаться.
Он покоит меня на зеленых пастбищах
и водит меня к тихим водам.
(Псалтирь 22:1-2)
В своей небольшой полезной книге «Итак, в постель…» Адриан Рейнольдс отмечает, что овцы ложатся только по одной причине: чтобы отдохнуть или поспать (35). Представьте себе зелёные пастбища из псалма 22, усеянные холмиками дремлющей шерсти, покоящиеся под присмотром пастуха, чья верная забота уверяет их: «Ты не будешь нуждаться».
Сколько беспокойных ночей находят свой источник в глубоко укоренившемся страхе того, чего мы на самом деле будем хотеть — что новое утро не принесёт новых милостей, что завтрашний хлеб не придёт? Как часто наши одинокие размышления наводят на мысль о том, что мы не доверяем Господу быть нашим Пастырем? Как странно и печально было бы видеть овцу, встревоженную и испуганную рядом с жезлом и посохом, блеющую так, как будто она идёт одна. И всё же я часто бываю таким.
В такие ночи мы едва ли могли бы пожелать лучшего признания перед сном, чем «я не буду нуждаться», и лучшей уверенности в этой истине, чем «Господь — Пастырь мой». Особенно, когда завтрашний день кажется наполненным непосильными нуждами, желаниями, неподвластными овцам, эти слова могут стать посохом, который ведёт нас к зелёным пастбищам, рукой пастуха, которая направляет нас.
Если Господь действительно наш пастырь, то наши желания не требуют беспокойного и бодрствующего сердца. Он может сделать гораздо больше во сне, чем мы можем сделать наяву. И какие бы нужды ни ожидали нас завтра, Его обеспечение окажется равным поставленной задаче.
Господь — ваше утешение
Он исчисляет количество звезд
и называет их по именам.
(Псалтирь 146:4)
Среди множества видов беспокойства, которое псалмопевцы приносят в свои постели, беспокойство от печали, возможно, является наиболее распространённым. Во всех псалмах мы читаем о полуночных плакальщицах (29:6), о бодрствующих, лишённых утешения душах (76:2-3), о святых, чьи постели влажны от слез (6:7). Печаль часто приводит к бессоннице в сердце.
В такие моменты голос Бога в творении присоединяется к Его голосу в Священном Писании, чтобы изречь утешение в нашей боли. Просто повернись и посмотри в своё окно. Можешь ли ты увидеть сотню горящих звёзд — и представить себе за ними ещё миллиарды?
Он исчисляет количество звезд
и называет их по именам.
(Псалтирь 146:4)
Такая мысль может поначалу заставить нас почувствовать себя ничтожнее, чем когда-либо, наши разбитые сердца слишком смиренны для Божьего внимания. Но псалмопевец делает противоположный вывод: если Бог называет звёзды — эти фоновые элементы творения, — то Он, безусловно, не упускает из виду печали Своих дорогих людей (Псалтирь 147:3; Исаия 40:26-27).
Так же верно, как Бог знает название каждой звезды, Он знает наши скрытые печали, нашу невидимую боль.
Исчерпывающая осведомлённость Бога о небесном воинстве призвана убедить нас не в нашей незначительности, а в Его внимании — и особенно в Его внимании к нашим страданиям:
Он исцеляет сокрушенных сердцем и перевязывает их раны
(Псалом 147:3).
Так же верно, как Он знает название каждой звезды, Он знает наши скрытые печали, нашу невидимую боль. И для всего Своего народа Он является великим целителем сердец и перевязывателем ран.
Такое обетование, сияющее с каждой звезды в вышине, может стать песней, которая помогает нам заснуть.
Господь — это ваша жизнь
А я в праведности увижу Твое лицо,
пробудившись, буду насыщаться образом Твоим.
(Псалтирь 16:15)
Однажды, если Иисус задержится, мы закроем глаза в последний раз, чтобы никогда больше не проснуться в этом мире. Псалмопевцы остро ощущали приближение этого последнего сна. Но им также были даны проблески, пусть и незначительные, того, что было за пределами этого сна. Когда Давид поёт о пробуждении, которое покажет ему Его лицо и Его подобие, он поёт о пробуждении за пределами этого мира, об утре, которое могли сотворить только небеса (Исаия 26:19; Даниил 12:2).
Это был драгоценный проблеск, но всё же всего лишь проблеск. Мы с тобой видим больше. Ибо теперь пришёл Сын Давида, принеся рассвет за пределы смертной ночи. Два дня Он пролежал в гробнице, а на третий «проснулся». Апостол Павел проводит грань между великим и последним сном Иисуса и нашим:
Ведь Бог предназначил нас не для гнева, а для спасения, которое мы получаем через Господа нашего Иисуса Христа. Он умер за нас, чтобы нам, окажемся ли мы к тому дню среди умерших или среди живых, жить вместе с Ним.
(1 Фессалоникийцам 5:9-10)
Сегодня вечером, когда мы ложимся спать, руки нашего Господа готовы оберегать нас. И в Его ладонях — тишина, которая может успокоить самый громкий разум, бодрствующий или спящий, живой или умирающий. Потому что, даже если этот сон будет нашим последним, наши глаза откроются снова — чтобы увидеть не супруга или детей, а Того, кто в течение десяти тысяч ночей был нашим щитом, нашим Пастырем, нашим утешением, а теперь и нашей вечной жизнью.
Скотт Хаббард
