Как жизненно важная истина искажается
Мир подобен пьяному крестьянину. Если вы поднимете его в седло с одной стороны, он упадёт с другой. Никто не может ему помочь, как бы ни старался. Мартин Лютер (Труды Лютера, 54:111)
К 1520 году Мартин Лютер был убеждён, что римской церкви ничем нельзя помочь. На протяжении веков средневековая церковь считала, что Божья благодать передаётся главным образом через таинства и тех, кто наделён властью понимать их и совершать. Таким образом, священники принадлежали к уникальному и высшему разряду, и только они были одарены Богом созерцать божественные тайны и быть посредниками Божьей благодати. Священство было духовным и святым; все остальные профессии были мирскими.
Лютер видел в этих учениях то, чем они были, — простые человеческие традиции. Подобно фарисеям времён Иисуса, духовенство времён Лютера придавало больше авторитета своей традиции, чем самому Писанию.
Священство всех верующих
Однако, одурманенная властью, римская курия не могла быть отрезвлена Священным Писанием — как бы Лютер ни старался. Итак, в мае 1520 года Лютер обратился к христианам Германии.
То, что папу римского, епископа, священников и монахов называют духовным сословием, в то время как принцев, лордов, ремесленников и фермеров называют мирским сословием, — чистая выдумка. Это действительно проявление обмана и лицемерия. Однако никого не нужно этим пугать, и вот по какой причине: все христиане действительно принадлежат к духовному сословию, и между ними нет никакой разницы, кроме должности. Павел говорит в 1 Коринфянам 12, что все мы — одно Тело, но у каждого члена есть своя работа, посредством которой он служит другим. Это потому, что у всех нас одно крещение, одно Евангелие, одна вера, и все мы одинаковые христиане; ибо только крещение, Евангелие и вера делают нас духовными и христианским народом.
Лютер понимал, что во Христе весь Божий народ получил святое призвание. Будучи соединёнными со Христом верой, верующие «созидаются как духовный дом, чтобы быть святым священством» (1 Петра 2:5). Левитская система Ветхого Завета воплотилась в искупительной смерти и победоносном воскресении Иисуса, который Сам является великим Первосвященником (Евреям 4:14). И священническое служение Иисуса распространяется на Его народ завета благодаря излиянию Его Духа (1 Коринфянам 12:4-11).
Как святое священство, верующие теперь приносят «духовные жертвы, приемлемые Богу через Иисуса Христа» (1 Петра 2:5; Римлянам 12:1). Пётр напоминает своим читателям:
А вы – род избранный, царственное священство, святой народ, люди, принадлежащие Богу, призванные возвещать о Его великих делах. Он призвал вас из тьмы в Свой чудесный свет.
(1 Петра 2:9)
Точно так же небесный гимн провозглашает, что искупительная работа Иисуса сделала Его народ «царством и священниками Богу нашему, и они будут царствовать на земле» (Откровение 5:10).
Следовательно, утверждал Лютер, разделение между святым и мирским призваниями было полностью человеческим и искусственным. Истинное «духовное сословие» принадлежало всем христианам.
Тот, кто выходит из воды крещения, может похвастаться тем, что он уже посвящённый священник, епископ и папа римский, хотя, конечно, не подобает, чтобы кто-то другой исполнял такую должность. (Произведения, 44:129)
Восстановление реформацией священства для всех верующих разрушило средневековые иерархические представления и способствовало развитию евангельского понимания церкви. Это подчеркнуло срочность и необходимость Великого поручения и положило начало глобальному миссионерскому движению, оказавшему широкое и долговременное воздействие.
Однако, хотя намерение состояло в том, чтобы устранить жесткое и небиблейское различие, непреднамеренным следствием иногда было устранение всех различий вообще. В последующие столетия многие деноминации позволили индивидуалистическому культурному импульсу затмить церковный контекст, который Лютер явно имел в виду. Вместо того чтобы прославлять как равное положение всех христиан, так и намеренное различие должностей и ролей, радикальный индивидуализм часто превращал библейское учение в низменный эгалитаризм. Едва удержавшись в седле, некоторые упали с другой стороны лошади. Пожалуй, нигде эта реальность не проявляется так очевидно, как в ранней Американской республике.
Под шляпой каждого мужчины
В то время как просвещение семнадцатого и восемнадцатого веков возвысило личную автономию и подорвало доверие к устоявшейся власти, именно американский эксперимент удивительным образом привнес индивидуализм и эгалитаризм в церковь.
Антиэстеблишментаризм американских основателей часто отражался в призывах отвергнуть протестантские конфессиональные и заветные рамки в пользу «первобытного христианства» — так называемого возвращения к новозаветному христианству, где любой человек мог быть проповедником, а любое собрание — церковью. Больше не существовало библейских различий в должностях или ролях. Священство всех верующих было преобразовано в священство верующего.
В моей собственной традиции баптистские лидеры, такие как Фрэнсис Уэйленд (1796-1865) и даже Э.Ю. Маллинс (1860-1928), утверждали, что каждый отдельный человек независимо компетентен решать вопросы религиозной важности. Эта логика неизбежно привела к идее, что каждый верующий имеет абсолютное право на частное суждение о библейском учении и свободу толковать Священное Писание с полной автономией. Практический эффект, по знаменитому выражению историка Уинтропа Хадсона, заключался в том, что «шляпа каждого человека стала его собственной церковью» («Баптисты в переходный период», с. 142).
Радикальный индивидуализм ранней американской культуры стал знаменитой чертой американского христианства. Скептицизм по отношению к образованному пастырству, пренебрежительное отношение к важности членства в поместной церкви, выдвижение женщин на должность старейшин (и неприятие библейских требований) — всё это расстройства, унаследованные от наших американских предков.
Как предупреждал Лютер, безграничный эгалитаризм разрушает мудрые различия, созданные Богом для блага Его Церкви.
Тот, кто выходит из воды крещения, может похвастаться тем, что он уже посвященный священник, епископ и папа римский, хотя, конечно, не подобает, чтобы кто-то другой исполнял такую должность. Поскольку все мы священники с равным статусом, никто не должен выдвигать себя вперёд и брать на себя без нашего согласия и избрания то, для чего у всех нас есть равные полномочия. Ибо никто не осмеливается взять на себя то, что является общим для всех, без авторитета и согласия сообщества. (Произведения, 44:129)
Библейское учение о священстве всех верующих устанавливает равное положение всех верующих в духовном сословии. Но, как напомнил Павел коринфянам:
Но Бог каждому органу определил Свое назначение в теле, как Он Сам того пожелал.
(1 Коринфянам 12:18).
Лютер, опять же, пишет:
Нет никакой истинной, принципиальной разницы между мирянами и священниками, князьями и епископами, между религиозными и светскими, кроме как ради должности и работы, но не ради статуса. Все они принадлежат к духовному сословию, все они действительно священники, епископы и папы. Но не у всех у них одинаковая работа… Далее, каждый должен приносить пользу и служить друг другу посредством своей собственной работы или должности, чтобы таким образом можно было выполнять многие виды работы для физического и духовного благополучия сообщества точно так же, как все члены Тела служат друг другу. (Произведения, 44:130)
Снова в седле
Рассудительность в наши дни привела бы евангелистов Северной Америки к отказу от радикальных индивидуалистических и эгалитарных культурных импульсов и принятию библейских различий, созданных Богом для блага его церкви. Различия в ролях или должностях не являются градациями ценности или фундаментальными для нашей идентичности. По мудрому замыслу Бога, мы «не все должны выполнять одну и ту же работу». Каким бы контркультурным это ни казалось в нашу антиавторитарную, индивидуалистическую эпоху, в принятии Божьего благого порядка есть доброта, красота и радость.
Вместо того, чтобы каждый человек был сам себе священником, мы также должны помнить о прозрении Лютера о том, что каждый христианин является чьим-то священником, и все мы священники друг для друга (Тимоти Джордж, «Теология реформаторов», 96). В христианине-одиночке-рейнджере нет ничего благородного, равно как и никакой надежды в стремлении к чисто индивидуальной духовной самореализации. Как святое священство, мы созданы и призваны следовать за Христом вместе, объединившись вокруг общего исповедания:
чтобы не было разделения в Теле, но чтобы члены одинаково заботились друг о друге
(1 Коринфянам 12:25).
Райан Гриффит
