Слева от моего стола стоит оригинальная картина маслом известной художницы по имени Одри Страндквист. Если вы не живёте примерно в часе езды к западу от Миннеаполиса и вам не за пятьдесят, я сомневаюсь, что вы видели её работы. Одри была бабушкой моей жены по материнской линии, и ее награждали в основном на региональных ярмарках. Обычно она писала пейзажи, но на картине рядом со мной, озаглавленной «Молотьба» и датированной 8 августа 1940 года, она запечатлела портрет высокого, сильного 24-летнего Уолли, будущего мужа-фермера, стоящего рядом с ящиком со свежеобмолоченным зерном. На заднем плане — поле зрелой кукурузы. Одри было 23 года, когда она написала маслом этот старый холст.
Одри скончалась в октябре 1998 года, а Уолли — в апреле 2013-го. Оба похоронены неподалеку от фермы, на которой они работали с тех пор, как поженились, и до преклонных лет, на маленьком кладбище рядом с маленькой сельской евангелической церковью, которую они преданно посещали и которой служили большую часть своей жизни. Они были из тех, кого мы могли бы назвать обычными людьми. Но это было бы неправильным употреблением, оксюмороном колоссальных масштабов.
На самом деле такой вещи, как обычная человеческая жизнь, не существует. Считать жизнь обычной — значит верить в иллюзию. Это раскрывает постыдный факт, что мы с трудом переносим истинную красоту — мы, которые быстро устаём от закатов, часто проклинаем дождь, считаем ветер неудобством и считаем скучным наблюдать за ростом травы. Как странно, что насильственная виртуальная смерть в наших фильмах кажется нам более захватывающей, чем нежная жизнь, которая чудесным образом пробуждается, когда её хоронят, пробивается сквозь тёмную почву, ловит солнечный свет в качестве пищи и превращается в ярко-зеленый мазок красоты в самом настоящем ландшафтном искусстве, которое мы наблюдаем каждый день.
Дни человека подобны траве
(Псалтирь 102:15).
Возможно, именно поэтому мы находим жизнь людей скучной и заурядной. Наблюдать за человеком — всё равно что наблюдать, как растёт трава.
Жизнь подобна траве
Уолли и Одри были похожи на траву. Но, будучи фермерами, они находили приключения на траве менее скучными, чем большинство из нас. Год за годом, в слаженном танце совместного труда, они обрабатывали плодородную почву, закапывали семена и наблюдали, как медленно разворачивается эпопея плодородной жизни. Они терпели неизвестность, а иногда и трагедии, связанные со штормами, засухами и эпидемиями. Они знали, что полевой цветок одновременно невероятно живуч и пугающе хрупок.
Подобно траве, за которой они так тщательно ухаживали, их жизнь была воплощением непритязательной красоты. В реальной жизни вы, скорее всего, не заметили бы их. Уолли был сильным и в то же время нежным, а его голос звучал спокойно и успокаивающе. Одри была доброй и ободряющей, а изобилие блюд на её обеденном столе было непревзойдённым. Они двигались в медленном, устойчивом ритме смены времён года. Это была человеческая поэзия в движении. Но мы, неистовые жители Запада двадцать первого века, которые в значительной степени утратили терпение, необходимое для поэзии, могли бы назвать это замедленной съёмкой.
Благодаря незатейливой драматургии они оба пришли к вере в живого Христа, будучи молодыми, воспитанными верующими родителями и в верующих церковных общинах. Они встретились, полюбили друг друга, поженились и затем преданно любили друг друга более полувека. Это само по себе является удивительным достижением, учитывая, сколько опасностей, трудов и ловушек подстерегает человека за полвека. Тексты этих живых стихотворений рассказывают о том, как Уолли терпеливо и нежно заботился об Одри, несмотря на многочисленные проблемы со здоровьем, с которыми она сталкивалась на протяжении всей своей взрослой жизни, и как они оба на протяжении многих десятилетий тысячами способов служили святым в церкви.
Но самое глубокое впечатление, которое они произвели на меня, было то, как они преданно растили дочь, которая прониклась верой в то, что они живут в так называемых обычных жизненных перипетиях, где, конечно же, происходят по-настоящему эпические события. Они и представить себе не могли, каким бесценным подарком это станет для меня, ведь их дочь станет моей благочестивой свекровью — спустя 48 лет после того, как Одри в тот жаркий летний день взялась за холст.
Трава увядает
Уолли и Одри были похожи на траву. Может показаться, что трава растёт медленно, но на самом деле её поэтическая жизнь коротка. Вот почему эта картина глубоко трогает меня, этот портрет трудолюбивого молодого человека, созданный его одарённой, трудолюбивой молодой женой, которая скоро станет его женой, оба в расцвете юности. Это было 84 года назад. Картина всё ещё с нами, но бренных тел художницы и её объекта — нет.
Эти ростки Божьей травы расцветали утром, но к вечеру они увядали (Псалтирь 89:6). В конце концов, жгучие ветры болезни пронеслись над Одри, а затем и над Уолли, и теперь они исчезли (Псалтирь 102:16). Ещё две жертвы проклятия. Ещё одно напоминание о постыдном прозаическом финале поэмы, столь благородной и полной славы, что ни человеческие, ни ангельские языки не могут в полной мере передать её: человеческая жизнь. Обычная человеческая жизнь.
Все люди – как трава,
и вся их слава – как полевые цветы.
Трава засыхает, вянут цветы,
так как на них веет дыхание Господне.
Воистину, народ – трава.
Трава засыхает, вянут цветы,
но слово нашего Бога пребывает вовек.
(Исаия 40:6-8)
Там, где трава больше не засыхает
Я был там в те скорбно-радостные дни, когда мы сеяли бренные останки этой доброй женщины, а затем, пятнадцать лет спустя, останки этого человека, словно семена, в освящённую землю рядом с молитвенным домом церкви, которую они любили.
Но не обольщайтесь: мы действительно их посеяли. Ибо это суть христианской надежды, надежды, которую Уолли и Одри лелеяли в своих душах, — что посеянное тленным взойдёт нетленным, что посеянное в слабости взойдёт в силе, что посеянное естественное взойдёт духовным (1 Коринфянам 15:42-44). Они умерли в надежде, которую разделяют все верующие: что Солнце праведности, яркая утренняя Звезда, даст нам возможность, даже если мы умрём, жить в вечном утре, где трава Божья больше не увядает (Малахия 4:2; Иоанна 11:25-26; Откровение 21:4; 22:16).
И настанет день, когда мы узнаем, что эпические истории этих тихих, похожих на траву святых всегда были гораздо более захватывающими, чем лучшие романы и величайшие фильмы. Мы будем поражаться своей прежней серости, ведь когда-то считали такие жизни обычными.
Когда-нибудь проклятие будет снято, и у нас не хватит терпения смотреть миллисекундные эпизоды кинематографических массовых убийств, которые захватили воображение падшего человека. У нас не будет возможности находить такие смутные призрачные тени интересными. Не тогда, когда перед нами в ярких красках, которые сейчас невозможно представить, разворачивается восхитительно реальная история о вечной траве, которая, пробившись из земли, оживает в свете бессмертной Звезды.
Джон Блум
