Распространённые заблуждения на смертном одре
Небо было таким голубым, будто голубое могло гореть, голубое в огне, освещённое солнцем, сияющим высоко над холмами зимним безоблачным утром. Солдату легче умирать под таким небом. Это последнее, что он видит, и есть утешение в том, что некоторые вещи будут жить вечно.
(«Словарь хороших слов»)
Вы когда-нибудь видели такое небо? Небо, сияющее и безмятежное, которое тянется к умирающим людям теплом материнских объятий или лаской рук жены? Это небо, ярко-голубое, облегчает уход солдата. Он умирает — он знает, что это за рана. Размышляя об утраченной любви, непрожитых днях в будущем, не произнесённых последних словах, он поднимает взгляд и видит картину, более прекрасную, чем он когда-либо помнил. Что за Сикстинская капелла изображает этот театр военных действий — нетронутая, не обстрелянная. Красота среди смерти. Очарование среди ужаса. Цветок, прорастающий на окровавленном поле. Когда его взгляд устремляется за пределы этого мира, он почти улыбается.
Под таким небом солдату легче умирать.
В этом мире много таких небес, небес (образно говоря), которые помогают нам легче встретить смерть. Кажется, они по-своему говорят, что всё будет хорошо. Но пылающие небеса земли не всегда (и даже не часто) говорят правду. Как бы они ни успокаивали совесть в конце жизни, которую мы считали прожитой хорошо, на самом деле мы всё равно можем оказаться не готовы к смерти. И тогда такое небо обманывает, как украшенный коридор на нашем пути туда, куда мы никогда не собирались идти. Мужчины, женщины и дети погружались в смерть с некоторым утешением только для того, чтобы проснуться в замешательстве. Они умерли под сияющим голубым небом, которое сменилось кошмаром наяву.
Если бы наш солдат мог услышать речь неба в тот день, он услышал бы пламенную проповедь о славе Божьей (Псалтирь 18:1). Проповедь, обличающую его неблагодарность и бесчестие по отношению к своему Создателю (Римлянам 1:20-21). Проповедь, призывающая его обратиться от греха к верному Богу (Иеремия 31:34-37). Да, небо сияло голубизной искренних призывов: «Признайтесь в своих грехах; взгляните на совершенную жертву — Иисуса Христа, Который умер, чтобы грешники могли пробудиться для вечного дня. Полностью доверьтесь Ему, прежде чем навсегда потеряете свою душу!»
Лучшее небо на земле
Читатель, знаешь ли ты, какое небо облегчило бы твою смерть, если бы смерть наступила скорее раньше, чем позже? Можно ли ему доверять? Давайте обратим наш взор к самым ярким небесам на земле, которые, помимо Христа, в конце концов обманут нас, — к истинным, добрым, прекрасным. Эти небесные своды позволяют человеку соприкоснуться с чем-то, находящимся за пределами его самого. И всё же мы можем умереть под этими небесами, не будучи принятыми на небеса.
Истинное
Многие люди умирали под безмятежным небом вдумчивой жизни. Они задавались вопросами и таким образом выходили за пределы лабиринта плотской глупости. Они не умрут, как корова, поедающая траву. Они люди, а не звери. Они согласны с тем, что неисследованная жизнь не стоит того, чтобы жить. Они верят в истину и ложь; они верят в логику, математику, науку и философию и даже в то, что над ними должна царствовать высшая сила.
Такие люди задают сложные вопросы и не могут удовлетвориться поверхностными ответами. Они читают, слушают, беседуют, бросают вызов и будут следовать туда, куда приведут доказательства. Они думают и проверяют свои мысли. То, во что они верят, они знают, и то, что они знают, может очень хорошо соответствовать реальности Бога. Они правильно отвечают на некоторые вопросы. Они не преклоняются перед Иисусом как перед истиной — они тоже променяли истину о Боге на ложь, и за это они погибнут, — но они более близки к истине, чем их бездумные, несерьёзные, незаинтересованные и легко отвлекающиеся сверстники. Чтобы заманить их в ловушку, сатана должен, по крайней мере, использовать хороший сыр.
Когда им приходит время умирать, они понимают, что умирают в гнезде, расположенном на более высокой ветке. Они читали лучшие книги, питались лучшими мыслями, жили более эффективно, продуктивно, рационально и гуманно. Возможно, это мирская мудрость, но это лучше, чем мирской идиотизм. Они умирают под небом мысли, но никогда не убоятся счастливой молитвы Иисуса:
славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам. Ей, Отче! Ибо таково было Твоё благоволение.
(Луки 10:21)
Благое
Ещё одно яркое небо — добродетельное. Великая деревня нравственности может похвастаться самой чарующей атмосферой, в которой сыны Адама могли бы умереть. Самые разные вероучения и религии сосуществуют в этих красках и до самой смерти будут похлопывать друг друга по плечу.
Они подпитывают совесть воспоминаниями о добре, питают сомнения вином добрых дел — вы не были идеальны, но старались изо всех сил. Они презирали гранулы и грязную воду, оставленные в колесе для хомяков; они никогда не потакали своим похотям. Они усвоили некую версию порядочности, вежливости, дисциплины, которая в некоторых моментах совпадала с правом, согласовывалась с совестью, действовала в соответствии с законом Божьим.
Такой человек считает, что без морали он ничем не лучше собаки, которую он гладит, или червяка, которого он насаживает на крючок. Возможно, у него не всё получается, но он не может жить, не стремясь к добру. Читая К.С. Льюиса, он восклицает «Аминь»:
Человек, не имеющий морального кодекса, как и животное, свободен от моральных проблем. Человек, который не научился считать, свободен от математических проблем. Спящий человек свободен от всех проблем. В рамках общечеловеческой этики проблемы, конечно, будут возникать и иногда будут решаться неправильно. Возможность ошибки — это просто признак того, что мы бодрствуем, а не спим, что мы люди, а не звери или боги.
(Сборник эссе и других коротких статей)
Такие люди могут сохранять традиционные идеалы добра и зла, могут с теплотой относиться к здравомыслию и жить в согласии с законами природы, могут по-прежнему понимать значение долга и чести и, таким образом, испытывать отвращение к упадку культуры, меняющей христианские ограничения на языческие извращения.
Вера в Сына, пребывающая в Нём и под Его кровью, — это единственное безопасное небо для человечества.
Но, тем не менее, они сами не следуют за Христом. Да, очевидно, что мальчики — это мальчики, а девочки — это девочки. Да, конечно, убийство детей — это мерзость, исходящая со дна преисподней. Да, наше правительство должно прекратить войну с естественной семьёй. Но нет, лично я не поклоняюсь Иисусу Христу как Господу и Спасителю моей жизни.
Это прекрасное небо, красивее, чем тусклый и грязно-серый цвет демонических идеологий того времени, но, тем не менее, умирать под ним небезопасно.
Прекрасное
Наряду с первыми двумя, прекрасное — это «неотъемлемое качество вещей, которое, будучи воспринято, радует разум, демонстрируя определённую степень соответствия» (Джонатан Кинг «Красота Господа»). Как краски, подобранные в нужном месте и в нужной пропорции, создают прекрасную картину, и как музыка, подобранная в нужных тональностях и правильной последовательности, успокаивает слух, так и жизнь, гармоничная, яркая, с разнообразными красками, излучает некую красоту, даже если она неискуплена.
Такая жизнь показывает нам отца, достойного подражания, дружбу, которой мы хотим, великий роман, которому мы завидуем. Они преследуют высокие идеалы; они живут, в некотором смысле, для других. Эта изначально приятная (но лишённая Христа) жизнь наполняет романы, телесериалы, пьесы и фильмы всего мира. Это красота человеческого опыта: повторение моментов — особенных и обычных — делает эту жизнь стоящей того, чтобы её прожить. Прекрасные очертания человеческой истории, с которыми мы связаны, которые знаем и на которые можем взглянуть как на необъяснимо драгоценные. Наша история, наполненная трагедиями и триумфами, семьёй и неудачами, музыкой и страданиями, по-прежнему написана приятным шрифтом и по-прежнему ценна.
И если мы сможем оглянуться назад, на четыре периода жизни, и увидеть любовь, или на лица, окружающие наше смертное ложе, и увидеть, как они возвращают её в слезах, это может смягчить боль смерти, когда она переполняет нас. Пылающее голубое небо — это рука жены или воспоминание о любимой матери, которую вы надеетесь увидеть снова.
Эта неотразимая эстетика — надежда многих. Она — улыбающееся небо, прекрасное ожидание. И всё же, хотя она подражает второй великой заповеди (возлюби ближнего своего, как самого себя), она не претендует на выполнение первой (возлюби Бога всем своим сердцем, душой, разумом и силой). Любовь к человеку портится из-за того, что сердце не любит Бога. В конце концов, «любовь» воспринимается как идолопоклонство, как приятная фреска, нарисованная на полуразрушенном доме. Эта любовь более несправедлива, чем любовь мужчины, который обожает свою собаку и пренебрегает своей женой, или женщины, которая кормит свою кошку и морит голодом свою бабушку. Скоро с этого ясного неба грянет молния.
Тучи расступятся
Вся любовь неизбежно погибает и разлагается, пока мы всё еще служим миру, плоти и дьяволу. Независимо от того, под каким небом нам легче умирать, вера в Сына, пребывающая в Нём и под Его кровью, — это единственное безопасное небо для человечества.
Всякий, верующий в Сына, имеет жизнь вечную; а кто не повинуется Сыну, не увидит жизни, но гнев Божий пребудет на нем
(Иоанна 3:36).
В Нём заключена вся истина — «Я есмь истина» (Иоанна 14:6). Ему принадлежит вся благость, и Он «праведник» (Исаия 53:11). Все лучи красоты исходят от Его короны до земли — «Он есть сияние славы Божьей», «Царь в Своей красоте» (Евреям 1:3; Исаии 33:17). Без Него лучшие истины этого мира, высочайшая добродетель и самое внушительное великолепие портятся, гниют и смердят. Труп, хотя и забальзамированный, разлагается, издаёт неприятный запах и превращается в прах.
Но какое небо, пылающее синевой, золотом и серебром, — это Христос для души. Взгляните вверх, как Стефан в своей смерти, и цените не горизонт за его краски, а небеса за их Христа.
Вот, я вижу небеса отверстыми и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога
(Деяния 7:56).
Взирайте на Него — как на саму истину, доброту и красоту — и умирайте, взирая на Него. Он — единственное небо, которое делает смерть не только легче, но и намного лучше.
Грег Морс
