Я вырос в христианской культуре, в которой было очень мало евангелизации. Насколько мало? Ну, первым взрослым, на чьих глазах я крестился, была моя жена (в то время она была моей девушкой), и это было, когда нам было по девятнадцать или около того. Я полагаю, что это был также первый случай, когда в нашей церкви крестили взрослого. И более того, большинство людей, посещавших эту церковь, впервые увидели, как крестится взрослый. Хотя это не обязательно так, кажется, что обязательно что-то не так с евангелизационной направленностью церквей, которые никогда, никогда не видят обращённых извне в своём служении.
Через несколько лет после крещения моей жены мы переехали из города, в котором выросли, чтобы быть поближе к месту моей работы. После нескольких месяцев посещения различных церквей по всему району мы нашли себе пристанище в церкви, которую посещаем сейчас. Это церковь, которая, хотя и не ориентирована на ищущих, очень ориентирована вовне. Мы видели, как многие, очень многие люди приходили к вере, в том числе несколько человек, которые сейчас являются нашими самыми близкими друзьями. Мы были свидетелями кардинальных изменений в жизни и видели больше крещений, чем можем сосчитать, – крещений в реках, бассейнах, горячих ваннах и большом, уродливом алюминиевом баке. Конечно, мне придётся признать, что это баптистская церковь, и они настаивают на крещении людей, которые были крещены в детстве или, как в случае с моей женой, не были погружены в воду, а окроплены при крещении взрослыми. Таким образом, некоторые из крещений, свидетелями которых мы были, можно было бы считать «повторными крещениями» в стандартной реформатской или пресвитерианской среде. Но факт в том, что мы видели, как огромное количество людей спаслось в одной из самых невоцерковлённых частей Северной Америки благодаря служению этой церкви.
С годами я начал размышлять (и, по-моему, в последнее время я довольно часто использую это слово) о том, что делало церкви, которые я посещал ребёнком и подростком, такими неэффективными в евангелизации. Здесь я должен быть осторожен, потому что я знаю нескольких людей из церквей моей юности, которые читают этот сайт, и я хочу быть осторожным в том, чтобы точно охарактеризовать эти церкви. Хотя я мог бы привести несколько причин, и они разной важности, есть одна, которая, как я полагаю, лежит в основе остальных: эти церкви рассматривали неверующего как врага. Конечно, церковь никогда бы не сформулировала это убеждение, но оно, казалось, глубоко укоренилось.
Такое отношение проявлялось по-разному. Одно из самых ярких проявлений было среди детей членов церкви. Им редко, если вообще когда-либо, разрешали или поощряли играть с неспасёнными детьми по соседству. Я знал человека, который был «городским миссионером», чьи дети были заперты на заднем дворе и им никогда не разрешалось играть с другими детьми в округе. Мой отец часто шутил, что человек мог бы разбогатеть, продавая принадлежности для ограждения людям в этих церквях. Воцерковлённым детям не разрешалось играть с другими детьми, чтобы они не развратились из-за их мирской суеты.
По моим наблюдениям, этот подход потерпел неудачу. Во-первых, церковь не была верна своему призванию нести Евангелие по всему миру (а мир начинается прямо за входной дверью). Во-вторых, у детей развилось увлечение мирским просто потому, что им было отказано в любом доступе к миру, и они никогда не видели боли и разбитого сердца, которые являются неизбежным результатом оставления Бога. Мир выглядит ужасно привлекательным, пока человек не увидит результаты того, что он отдаёт себя ему. В-третьих, родители игнорировали светскость своих собственных детей. Я знаю, что в христианских школах, которые я посещал, я видел больше наркотиков, больше выпивки, больше неуважения и более ужасного поведения, чем в государственных школах. Эта изоляция просто не сработала.
Отношение, которое было смоделировано для меня, было совершенно иным. Моя семья придерживалась противоположного подхода, и нас всегда поощряли заводить друзей с детьми в районах, где мы жили. Мои родители рассматривали это как ступеньку к знакомству с родителями и возможности делиться с ними Евангелием. И мы видели, как многие дети и родители приходили к вере таким образом. Многие другие, возможно, и не стали верующими, но они получили ясное изложение Евангелия, так что теперь им нет оправдания. Мама и папа сделали это не потому, что рассматривали людей по соседству как проект, а из искренней любви, заботы и признательности к этим людям. Человек по соседству был не врагом, а человеком, который был таким же неспасённым, какими мы были не так уж много лет назад, и, таким образом, отчаянно нуждался в Спасителе. И они намеревались дать каждому возможность встретиться со Спасителем
Иногда миры сталкивались. Было пару раз, когда мои сёстры приводили в церковь друзей, которые не были спасены, но проявляли интерес к Евангелию только для того, чтобы над ними насмехались или презирали. Одну маленькую девочку отругала и потянула за ухо женщина, сидевшая на скамье позади неё, потому что та не могла усидеть спокойно на протяжении всей службы. Над другом, которого моя сестра привела в церковь, открыто насмехались дети в церкви (дети, у которых позже была неожиданная встреча со мной за церковью, но я отвлёкся), потому что у него были крашеные светлые волосы и серьга в ухе. Он так и не вернулся, и, насколько я знаю, с тех пор никогда не выражал никакой открытости Евангелию.
Я искренне верю, после многих лет размышлений, что настоящая проблема в этих церквях заключалась в их отношении к неверующим. Человек по соседству был врагом, человеком, которого следовало бояться из-за того, что он мог сделать с семьёй, и особенно с детьми, и, следовательно, к которому следовало относиться скорее с недоверием и подозрительностью, чем с любовью.
Иногда я думаю, что нет ничего удивительного в том, что формирующаяся церковная толпа восстаёт против метафор евангелизма, в которых неверующий звучит как враг. Возможно, эти метафоры действительно заставляют нас относиться к неверующим как к повстанческой армии, которой нам нужно бояться. Мне приходит в голову, что когда мы поём «Вперёд, христианские воины», мы поём не боевой клич, который выведет нас на битву с неверующими по соседству. Нет, мы ведём духовную войну:
потому что мы боремся не против людей из плоти и крови, а против начальств, против властей, против владык этого мира тьмы и против духов зла на небесах.
(Ефесянам 6:12).
Настоящий враг находится не по соседству. Он не человек из плоти и крови. Настоящему врагу дана временная власть над этим миром, и он стремится уничтожить нас, побуждая к восстанию против Создателя. И он расширяет своё правление, когда убеждает нас, что вместо того, чтобы сражаться против него, мы сражаемся против человека по соседству.
Тим Чаллис
