Что могут сказать проклятые
«Ты скован», — восклицает Эбенезер Скрудж в «Рождественской песне» Чарльза Диккенса. «Ты скован, — восклицает он, трепеща перед духом своего бывшего делового партнера Джейкоба Марли. — Скажи мне, почему?» (23).
«Я ношу цепь, которую выковал при жизни, — приходит ответ призрака. — Я сшил её звено за звеном, ярд за ярдом; я опоясался ею по своей собственной воле, и по своей собственной воле я носил её» (24).
Появление Марли выводит Скруджа из себя. Марли был мёртв уже семь лет — годы, по его словам, «без отдыха, без мира» (25). Сначала Скрудж пытается избежать торжественности шуткой: «Ты можешь быть непереваренным кусочком говядины, капелькой горчицы, крошкой сыра, кусочком недожаренной картошки. В тебе больше подливки, чем могилы, кем бы ты ни был!» Но «правда в том, что он пытался быть умным, чтобы отвлечь своё собственное внимание и подавить свой ужас; ибо голос призрака будоражил самый мозг в его костях» (22).
Вскоре Марли издает ужасный крик и потрясает своей цепью «с таким мрачным и ужасающим звуком, что Скрудж крепко ухватился за свой стул, чтобы не упасть в обморок» (23). Когда челюсть призрака падает ему на грудь, Скрудж кричит: «Ужасное привидение, почему ты беспокоишь меня?» (23). Марли давит дурным предзнаменованием на неспокойную совесть Скруджа, намекая, что он может видеть ожидающие Скруджа оковы. Это было семь лет назад, и «с тех пор ты трудился над нею. Это тяжёлая цепь», — предвещает он (24).
Скрудж оглядывается по сторонам, ожидая, что его вот-вот сожрут кандалы, но ничего. «Джейкоб, — умоляюще произносит он. — Старина Джейкоб Марли, расскажи мне ещё. Утешь меня, Джейкоб!» (24). «Мне нечего дать», — отвечает призрак.
То, чего не мог дать Марли, даёт история Христа и Рождества. Но слишком многие этого не получат — не потому, что они слишком отчаиваются, а потому, что они слишком безмятежны и беззаботны. Рождество — это просто роскошь отдохнуть от работы, навестить семью, вкусно поесть и обменяться подарками. Они недостаточно разумны, недостаточно отчаялись, чтобы принять радостную весть. Итак, я пришёл, чтобы испортить наше Рождество — по крайней мере, коммерческий, украшенный мишурой, завёрнутый в подарочную упаковку, пренебрегающий Христом, ориентированный на человека, потребительский праздник, которым оно слишком легко становится, когда мы забываем о нашем полном бедствии без пришествия Мессии.
Я хочу, чтобы одна душа в Священном Писании — сам по себе призрак — лишила нас мужества, стряхнула с нас оковы отчаяния и привнесла библейскую трезвость в наши окроплённые Христом рождественские праздники. Пусть Он растревожит нас до мозга костей, как Марли растревожил Скруджа, и выведет нас за пределы страха к по-настоящему прочувствованному и глубоко весёлому празднованию рождения нашей единственной надежды, Эммануила.
Призрак прошедшего Рождества
Однажды он одевался в пурпурные одежды. Он устраивал величайшие праздничные вечеринки и роскошно пировал каждый день. Его жизнь, как и жизнь Скруджа, была вымощена золотыми монетами — «богач», как называет его Иисус. Его роскошь вознесла его слишком высоко, чтобы беспокоиться об одном бедном существе, скулящем за его воротами, — человеке, который чешет свои язвы и отмахивается от собак, которые лижут его раны. Этот голодный человек мечтал о дне, когда он сможет есть объедки со стола богача. «Лазарь», — называет Иисус бедняка (Луки 16:19-21).
Лазарь умирает, несомненно, веря в грядущего Мессию, и ангелы несут его к Аврааму, отцу веры (Луки 16:22). В мгновение ока его душа перемещается из-за пределов земных врат внутрь врат рая. Больше никаких волдырей, никаких собак, никаких мук голода из-за пустого желудка. Несчастен в жизни; весел в смерти.
Богач тоже умер и был погребен
(Луки 16:22)
— не послушав ни Моисея, ни пророков, не ожидая напряжённо Мессию, не возлюбив ближнего своего и не раскаявшись в своём грехе. Он погружается в ад:
В аду, где богач терпел мучения, он как-то поднял глаза и увидел вдали Авраама, а рядом с ним Лазаря. Он позвал: «Отец мой Авраам, сжалься надо мной и пошли Лазаря, чтобы тот обмакнул в воду кончик пальца и охладил мой язык, потому что я ужасно мучаюсь в этом огне».
(Луки 16:23-24)
Здесь, в Священном Писании, Иисус обращается с мольбой к духу, запертому в горящих камерах по ту сторону смерти. Мы слышим его в ужасных муках, совершенно иссушенным и заключённым по одну сторону огромной пропасти.
Теперь он умоляет лизнуть мякоть пальца Лазаря, чтобы попробовать немного росы. Как ужасно это пламя и как ужасны эти удары, по сравнению с которыми даже капля воды кажется раем.
Желание мертвеца
Перед нашими глазами веры появляется призрак, ужасный его образ, отвратительный его голос. «Скажи нам утешение», — умоляем мы его. Ему нечего дать. Но этой внушающей страх душе есть что сказать. Иисус говорит нам:
Богач сказал: «Тогда прошу тебя, отец, пошли Лазаря в дом моего отца. Ведь у меня пятеро братьев, пусть он предупредит их, чтобы и они не попали в это место мучений».
(Луки 16:27-28).
Он хочет, чтобы его (и наше) семейное собрание больше не было тёплым камином, чтобы избежать холодных реалий греха, смерти и суда, времени тривиальности, кульминацией которого является толстяк, падающий в дымоход. Он предупредил бы всех, кто согласился бы слушать, о том, что находится сразу за беспечным питьём, смехом и едой: о месте мучений.
Если он не может совершить переход, он умоляет Авраама отправить дух Лазаря обратно в его тело, чтобы он мог явиться на их вечеринку с мрачными предзнаменованиями и торжественными призывами. Богач рассуждает так: «Если кто-то придет к ним из мертвых, они раскаются!» (Луки 16:30). Представьте себе это: бледное тело Лазаря теперь вырвано из могилы, снова помещено за этими закрытыми воротами, стучит, воет, предупреждая о грядущем гневе. Этого было бы достаточно, чтобы исправить их ошибочные суждения и изменить их греховные пути, думает он. О Авраам, пожалуйста!
Затем следует заключительный, ошеломляющий ответ:
Если они не слушают Моисея и пророков, то и не поверят, если кто воскреснет из мертвых
(Луки 16:31).
Святая ночь
Начинаем ли мы теперь чувствовать (снова), что делает Рождество великолепным? Тёплые праздничные улыбки, вкусная еда, приятные семейные воспоминания сами по себе ничего не делают, чтобы преодолеть нашу опасность. Тяжеловесными остались бы наши цепи; невыразимыми вскоре стали бы наши мучения. Огни на ёлках, рождественский декор и чувства, лишённые привязанности, не могут преодолеть нашу зимнюю тьму. На Рождество мы празднуем, что пришёл единственный, кто мог разрушить наше проклятие и его бесконечные последствия.
Люди, ходившие во тьме, увидели великий свет; те, кто жил в стране глубокой тьмы, на них воссиял свет…. Ибо у нас рождается дитя, нам дан сын”
Народ, идущий во тьме, увидел великий свет;
на живущих в стране смертной тени воссиял свет.
Ведь Младенец родился нам, Сын дан нам!..
(Исаия 9:2,6).
Полночь — наша тьма; разбитые вдребезги наши надежды; пламя неугасимого огня — наша законная судьба. Мы были «уже осуждены» (Иоанна 3:18), но внезапно облака рассеялись, и множество ангелов запели земле:
Слава в вышних Богу, и на земле мир, в ком Его благоволение!
(Луки 2:14).
Отец предсказал об этом грядущем:
Я дам тебе завет для людей,
свет для народов,
чтобы открыть глаза слепым,
вывести узников из темницы,
из темницы тех, кто сидит во тьме.
(Исаия 42:6-7)
Такая слава ставит в тупик небеса (и даже измученную душу богача), почему мы должны праздновать Рождество без Христа, сияющего в его центре. Какое безумие поднимать бокалы за рождение Мессии, но не дорожить Им; притворяться, что замечаем упавшую тюремную дверь, но не следуем за Ним в жизнь; знать, что Спаситель родится в городе Вифлееме, но не падать к Его ногам, чтобы поклониться Ему. Рождество, если оно вообще что-то значит, значит всё. Мы празднуем чудесную ночь, божественную ночь, незаменимую ночь, когда Бог пришёл, чтобы жить с человеком как Человек, чтобы спасти человека от вечных страданий.
Что касается проклятия, то оно найдено
Оглянитесь вокруг в это Рождество. Можете ли вы хотя бы мельком увидеть тяжёлые цепи, которые они, ваша нехристианская семья, коллеги и друзья, или, возможно, вы сами неосознанно носите? Нераскаявшиеся коллеги и родственники, уже лежащие в могиле, если они хоть в чем-то похожи на нашего богача, возвращались бы в виде привидений на Рождество, умоляя нас избежать грядущего невыносимого гнева. Неужели мы, знающие истину и избежавшие такой участи, не помолимся искренне и не поговорим задушевно хотя бы с одной заблудшей душой? Что мы имеем в виду, когда говорим, что любим их?
«Я здесь сегодня вечером, чтобы предупредить тебя, что у тебя еще есть шанс и надежда избежать моей участи, — говорит Марли Скруджу. — Шанс и надежда на то, что я добьюсь своего, Эбенезер».
«Ты всегда был мне хорошим другом», — отвечает Скрудж (28).
Станем ли мы хорошими друзьями для каких-либо душ в это Рождество? Возможно, душа, с которой вам нужно быть самым дружелюбным, — это ваша собственная. Пока цепи этого богача всё ещё звенят в наших ушах, давайте будем целеустремлёнными в нашем праздновании, молитвенными в нашем свидетельстве и вне себя от радости за нашего Иисуса, который сияет ещё ярче из-за такой ужасной тьмы. Наше Рождество не прячется от суровости мира, но от всего сердца поёт о грядущем искуплении:
Больше не позволяйте грехам и печалям расти,
а терниям усеивать землю;
Он приходит, чтобы Его благословения распространялись
повсюду, где есть проклятие.
Грег Морс
