Как возвращается старший брат
Я хочу поделиться с вами историей, основанной на другой, которую вы, вероятно, знаете. Иисус рассказывает её (Луки 15), и многие называют это «притчей о блудном сыне», хотя на самом деле речь идет о двух непокорных сыновьях.
Притча Иисуса не требует литературных приукрашиваний. Чем больше я размышлял над этой историей на протяжении десятилетий, тем больше убеждался в гениальности Иисуса в том виде, в каком она описана. Я решил написать свою историю не из-за какой-то мании величия, а в качестве попытки рассказать притчу, к чему, как я полагаю, Иисус призывает всех нас.
По мере того, как мы стареем, меняются наши роли и взаимоотношения, мы начинаем видеть себя и других людей в разных персонажах притчи. Независимо от того, видим ли мы себя больше в младшем брате или в старшем, Иисус призывает нас глубоко задуматься о том, что значит для Бога быть «милосердным и милостивым, долготерпеливым и преисполненным непоколебимой любви» (Псалтирь 102:8) — не только в том, что касается нас, но и в том, что касается нас самих. это связано с тем, как мы судим о других младших или старших братьях.
В этой притче содержится много поучительного. Отчасти это делает притчу о двух сыновьях, в её глубокой простоте, гениальным произведением. Я бы не хотел менять ни слова. Тем не менее, я хотел бы поделиться с вами тем, как я пытался задействовать своё воображение, представив себя в этой притче. В следующей истории я представляю себя в первую очередь старшим братом, который пытается смириться с серьёзностью своего собственного греха.
Действие этой истории происходит на следующий день после возвращения младшего брата домой, где-то ближе к вечеру. Старший брат (которого я назвал Иуда) стоит на небольшом возвышении на краю семейного участка и смотрит на дорогу, по которой его младший брат (которого я назвал Бенджамин) возвращался домой днём ранее. Бен держался на расстоянии от Иуды, зная, как разозлился его старший брат прошлой ночью. Но, желая как-то искупить свой ужасный грех, Бен разыскивает его и осторожно приближается к нему.
Точка зрения младшего сына
— Привет, Иуда. Я не помешаю?
Иуда взглянул на брата, затем снова перевёл взгляд на дорогу. Бен пытался прочитать мысли брата.
— Я могу поговорить с тобой позже, если сейчас неподходящее время. Я бы хотел поговорить с тобой несколько минут, если ты не против.
Иуда опустил взгляд в землю.
— Думаю, сейчас самое подходящее время, — сказал он.
Бен много раз прокручивал в голове этот момент. Но сейчас нервы и ощутимое напряжение спутали его мысли.
— Я… э-э-э… я уверен, что у меня не получится произнести это правильно, но я попытаюсь. Я знаю, как ты, должно быть, злишься на меня, и видит Бог, у тебя есть веские причины злиться на меня. И я знаю, что никакие мои слова не исправят того, что я натворил. Меня следовало бы выгнать из семьи. Так что, если ты захочешь отречься от меня, я пойму. Но я всё равно… каким-то образом…
Бен замолчал, чтобы подавить рыдания, которые так и рвались наружу.
— Я хочу, чтобы вы знали, как я сожалею о том, что сделал с тобой, с папой и с честью семьи из-за моего… моего ужасного эгоизма.
Несколько мгновений Иуда ничего не говорил. Затем, оглянувшись на дорогу, он сказал:
— В тот день, когда ты уезжал, папа стоял здесь и смотрел тебе вслед, пока ты не скрылся из виду. И он так часто возвращался сюда, что я начал называть это место «Мыс блудного сына». Если бы кто-нибудь не смог найти папу, я бы сказал: «Проверьте на мысе». Он никогда не переставал надеяться, что увидит, как ты возвращаешься домой.
Бен зажмурился, но ему всё равно пришлось вытереть слёзы. Иуда снова взглянул на него.
— Да, я знаю. Наш бедный отец и его блудные сыновья.
— Ты имеешь в виду блудный сын. Только один из нас подходит под это определение.
— Несколько недель назад я бы согласился. Вчера утром я бы, по крайней мере, сделал вид, что согласен. Но не сегодня.
Сбитый с толку Бен спросил:
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что у папы два блудных сына. Один из тех, кто отправился по этой дороге, чтобы посеять свои плоды на мирских полях, и другой, который остался дома, чтобы посеять свои плоды на более респектабельных полях.
— Я тебя не понимаю, — сказал Бен.
Греховный секрет
— Ты только что извинился за весь тот вред, который причинил мне, верно? — спросил Иуда.
Бен озадаченно кивнул ему.
— Что ж, по правде говоря, я не чувствовал себя ущемлённым из-за того, что ты сделал; я чувствовал себя оправданным. Я думал, что очень похож на отца. Он усердно работал; я усердно работал. Он был осторожен со своими деньгами; я был осторожен со своими деньгами. Когда ты сбежал, чтобы промотать своё наследство на всё, что душе угодно, ты не навредил мне, а наоборот, выставил меня в выгодном свете. Ты был скандалистом. А я? Я был честным, ответственным, верным, прилежным сыном. Ты не причинил мне вреда.
—Что ж, это было заслуженно. Я имею в виду, очевидно, что ты был лучшим сыном для отца, чем я.
— Да, я тоже так думал. По крайней мере, сначала.
Затем, посмотрев на Бена, он сказал:
— Но вот в чём секрет: это было неправдой. До меня начало доходить ещё до того, как ты вернулся домой. Я начал замечать, насколько я не похож на отца. Я прикладывал руку к плугу, а потом видел, как он смотрит вдаль, надеясь увидеть тебя. Раньше это меня очень раздражало. Знаешь почему?
Бен покачал головой.
— Если бы ты спросил меня в то время, я бы сказал, что это потому, что папа, смотрящий на дорогу, не вернёт тебя обратно. Что он тратил драгоценное время. Но это не было настоящей причиной. Это разозлило меня, потому что, когда я увидел, как папа тоскует по тебе, мне показалось, что он скучал по тебе больше, чем ценил меня. Как будто он не ценил всё, что я для него делал. Как будто он не считал наши отношения особенными, в отличие от меня.
Иуда помолчал, глядя в землю.
Бен сказал:
— Иуда, нет сомнений, что папа ценил…
Иуда оборвал его.
— Нет, дай мне закончить. Просто неловко говорить об этом вслух. Знаешь, папа несколько раз приглашал меня присоединиться к нему, чтобы мы могли помолиться за тебя вместе. Это раздражало меня точно так же. Сначала я придумывал удобные отговорки, но в конце концов сказал ему, что на самом деле думаю. Я сказал ему, что он может молиться за тебя, если хочет, но я не собираюсь тратить на тебя больше ни минуты. И что если бы ты растратил все эти с трудом заработанные деньги, я бы никогда больше не захотел тебя видеть.
Иуда закрыл глаза и глубоко вздохнул.
Гнев без любви не может быть праведным
— Я могу понять, почему ты так себя чувствовал, — сказал Бен.
— А папа не мог. То, что я сказал, глубоко огорчило его, потому что он любил тебя. И его горе разозлило меня ещё больше, потому что — мне стыдно в этом признаться — потому что я не любил тебя.
Иуда замолчал и опустил глаза.
— На самом деле, я не думаю, что любил папу, по крайней мере, не так, как должен был любить. Я любил себя, хотя мне всё ещё требовалось время, чтобы понять это. Я всё ещё думал, что мой гнев по отношению к тебе оправдан, даже праведен.
— Я уверен, что так оно и было, по крайней мере частично, — сказал Бен.
Иуда покачал головой.
— Я уверен, что ничего из этого не было. Знаешь, я как-то спросил папу, почему он больше не сердится на тебя. Он сказал, что это потому, что «Господь милостив и милосерд, долготерпелив и исполнен непоколебимой любви» (Псалтирь 102:8). Я воспринял это как то, что папа избегает признавать то, что ты сделал, и пытается использовать Священное Писание, чтобы оно выглядело святым. Поэтому я напомнил ему, что другие стихи ясно показывают, что Бог гневается из-за греха, и мы должны делать то же самое. На что он сказал что-то вроде: «Когда люди гневаются, редко можно увидеть Божью праведность».
Я сказал ему:
— Значит, мы никогда не должны сердиться. Бен может уйти бог знает куда со всеми теми деньгами, которые ты заработал таким тяжёлым трудом, спустить их на шлюх и всё такое прочее, а мы не должны сердиться? Мы должны просто склонить головы и смиренно молиться, чтобы Бог вернул его домой? Я так не думаю!
Папа сказал:
— Я не говорю, что мы не должны сердиться. Но в Писании сказано:
Гневаясь, не грешите;
задумайтесь об этом на ложах ваших и успокойтесь!
(Псалтирь 4:5)
Мне хотелось рвать на себе волосы.
— Скажи мне, что, по-твоему, это должно означать, папа? Не думаю, что я когда-нибудь забуду его ответ. Он сказал:
— Иуда, я пытался понять это десятилетиями. И, честно говоря, я не знаю, правильно ли я нахожу баланс с Беном. Но что я знаю точно, так это то, что если Божья милость, благодать и непоколебимая любовь заставляют его не гневаться на Своих грешных детей, к числу которых я принадлежу, то, когда мои дети грешат, я хочу, чтобы они испытали это от меня.
Оба мужчины на мгновение замолчали. Затем Иуда сказал:
— Вот тогда-то я и понял, что гнев без любви не может быть праведным гневом. Тогда-то я и понял, насколько я был не похож на отца, не говоря уже о том, насколько я был не похож на Бога.
Другой блудный сын
После очередной паузы Иуда сказал:
— Но знаешь, по крайней мере, я не промотал своё наследство и не погубил свою репутацию, верно? Это было уже что-то! Может, я и не был таким благочестивым, как папа, но я всё равно был лучше тебя! По крайней мере, я так думал… пока ты не вернулся домой. Потом папа устроил для тебя большую вечеринку и пригласил всех, и все праздновали возвращение брата. Все, кроме меня. Я был зол — на тебя, на папу, на Бога, на всех, кто был на вечеринке. Я знал, что мой гнев несправедлив, но мне было всё равно. Когда папа вышел и стал умолять меня присоединиться к вечеринке, я набросился на него. Я был злым. Я ни за что не пошёл бы тогда в дом. Я не был рад тебя видеть. И я хотел, чтобы папе было плохо.
Бен невольно съёжился от этих слов. Их было тяжело слышать. Но Иуде было ещё тяжелее произнести их.
Иуда продолжал:
— Только когда папа вернулся в дом и я остался наедине с собой, я увидел всю неприглядную правду: все мои усилия на протяжении многих лет угодить папе, вся моя тяжёлая работа, всё то время, которое я вкладывал во всё, что делал, — всё это было на самом деле не ради папы. Или ради Бога. Это всё было ради меня. Моя злость на тебя и на отца была вызвана тем, что я не получил признания, которого так жаждал, и что мой постыдный эгоизм был разоблачён. И вдруг меня осенило: я был таким же расточительным ребенком, как и ты. Я растрачивал своё наследство на себя, преследуя желания своего сердца. Я делал это более социально одобряемыми способами, но они были такими же эгоистичными по своей сути. И я был так же далёк от отца, как и ты.
Возвращаясь домой
Бен хотел что-то сказать, но слова не шли с языка. Этот разговор сильно отличался от тех, что он репетировал.
Однако Иуда ещё не закончил.
— А теперь посмотри на нас, на тебя и на меня. Как уместно: два блудных сына стоят здесь. Но какая ирония судьбы: блудный сын-бродяга вернулся домой, в то время как блудный сын, привязанный к дому, — нет. Вот почему ты нашёл меня здесь, Бен. Я пытался собраться с духом, чтобы вернуться домой.
Бен, одновременно смеясь и плача, сказал:
— Что ж, Иуда, если ты ищешь опытного гида, то я тот, кто тебе нужен — я недавно стал кем-то вроде эксперта по возвращению домой. Но я должен предупредить тебя: когда ты разговариваешь с папой, ты не успеешь произнести и нескольких слов, как окажешься в потоке отцовской привязанности.
— Да, я знаю, — сказал Иуда, улыбаясь. — Наш отец и его блудные сыновья. Но прежде, чем ты так умело проводишь меня домой, я должен тебе кое-что сказать, и, возможно, я не смогу сказать это правильно. Но прости меня, Бен, за то, что я сделал с тобой из-за своего ужасного, греховного эгоизма.
Крепкое объятие Бена было единственным ответом, который был нужен Иуде.
Джон Блум
